Трипли отвлекся и смотрел в какую-то точку на потолке.

— Сегодня мы собрались проводить на покой один из символов этой мечты. «Королева» полтора столетия возила людей и грузы между Девятью Мирами. Она заслужила отдых. И приятно знать, что она нашла свой покой там, где будущие поколения смогут ее коснуться. Смогут узнать хоть немногое из того, что она значила.

От «Королевы» Ким перешла к исследовательским кораблям» работающим на Институт, вспомнила вклад Макса Эстерли в технологию прыжковых двигателей и закончила выражением надежды, что эти корабли будут и дальше раздвигать границы.

— Многие из нас задаются вопросом: почему космос так велик, так непомерно огромен, что мы видим лишь малую его долю? Как бы мощен ни был телескоп, существует целая вселенная света, который просто еще не успел до нас дойти. Пятнадцать миллиардов лет прошло, и он просто еще не добрался. Что ж, быть может, это устроено для того, чтобы нас уверить: как бы далеко мы ни зашли, всегда останется горизонт, бросающий нам вызов. Всегда впереди очередной поворот реки.

Трипли вернулся в зал из эмпирей, где витал, заметил, что Ким на него смотрит, и постарался придать себе вид благосклонного интереса.

После речи к ней подходили люди и спрашивали о текущих проектах Института — безошибочный знак, что презентация была сделана хорошо. Говорили о «Маяке», и президент Ассоциации путешественников Гринуэя, красивая блондинка в зеленом с белым платье, поинтересовалась, можно ли осуществить что-нибудь подобное в гиперпространстве: послать сигнал «всем, всем, всем» и чтобы не пришлось ждать ответа два миллиона лет.

— Проблема в направленности, — ответила Ким. — Невозможно послать передачу, расходящуюся во все стороны. В гиперпространстве связь обязана быть направленной. Но если бы мы знали, где живут обитатели неба, то могли бы послать им свой привет.

Когда отошли последние собеседники, Коул и Мак-Кей пожали ей руку и тут же подошел Трипли.

— Речь была отличной, Ким, — сказал он, когда они остались одни. — Но я знаю, что вы сами в это не верите.

— Во что я не верю? — довольно прохладно спросила она.

— Что мы не останавливаемся у края воды. Что не любим пределов. — Он говорил так, будто это само собой разумелось.

Ким, разумеется, никак не была выше того, чтобы сделать небольшую натяжку, говоря с возможным жертвователем. Но в то, что любопытство и погоня за знаниями — основа человеческого характера, она действительно верила.

— А вы? — спросила она.

— Что я?

— Вы миритесь с границами?

— Это другое дело.

— Почему?

— Я — это я. А вы говорите о биологическом виде.

— Мы все устроены примерно одинаково, Бен. Когда вы действительно захотите замкнуться в статус-кво и сидеть на крылечке, дайте мне знать. Мне очень хочется посмотреть.

— Переводить разговор на меня — это демагогический прием. А на самом деле настало время взглянуть правде в глаза Ким. Мы миновали вершину. Все вот это, — он обвел рукой зал, — очень грустно. Звездолеты возвращаются домой. Мне это не нравится, для моего бизнеса это плохо. Но такова реальность. Мы отступаем на Девять Миров, и большие корабли кладут в нафталин. Я не скажу этого никому другому, а если вы меня процитируете, буду все отрицать, но мечта, о которой вы говорили, умерла еще до вашего рождения. Просто ее труп еще не остыл.

— Если вы правы, — сказала Ким, — то у нас нет будущего. Но я еще не готова бросать карты.

— Рад за вас. — В его голосе звучал холодок. — Но вы не хотите смотреть в глаза фактам. Гринуэй и другие миры уходят в себя навсегда. Уже никто никуда не стремится. Для огромного большинства людей жизнь стала слишком хороша. Сиди дома и развлекайся. Пусть все делают машины. Я вам скажу, что я думаю о «Маяке»: пусть завтра кто-то откликнется и, если это не будет для нас угрозой, никто и не почешется.

Ким пила клубничный коктейль, одновременно холодный и согревающий. Отличный напиток.

— Вы считаете, что все катится под гору.

— Последние дни империи, — сказал он. — Хорошее время для жизни, кроме самого конца. Если вы — гедонист, как все люди.

— И вы гедонист, Бен?

Он задумался над вопросом.

— Не только, — сказал он после паузы. Его глаза впились в глаза Ким. — Нет. Вам не стоит принимать меня за гедониста.

За вечер Ким обошла столько гостей, сколько смогла. Каждого она приглашала в Институт, обещала частные экскурсий и знакомство с группой, осуществившей проект «Маяк». К двум часам ночи, когда она вернулась к себе в номер усталая и более чем слегка навеселе, она была довольна своей работой на благо боссов.

Но после шести часов изнурительной нагрузки она не могла сразу заснуть.

Взяв из автомата чашку горячего шоколада, она переоделась в пижаму, проглядела книжные полки и выбрала «Королеву в огне» описание службы корабля во время войны с Пасификой. Полчаса она почитала, а потом велела номеру погасить свет.

Свет медленно погас. Женский голос спросил, не нужно ли ей еще что-нибудь.

Ким подумала и выдала инструкции.

Она легла на спину, глядя в темноту, и думала о словах Трипли. «Конец империи». Наверняка люди всегда говорят что-нибудь подобное. «Люди всегда думают, что живут в разрушающемся мире».

Вокруг нее появилась полетная палуба «Королевы звезд».

«Капитан, у нас компания», — прозвучал ровный голос Сайреса Клейна.

На экране отобразилась ситуация. К ним наперехват с левого борта неслись восемь отметок.

Ким села в кресло командира:

«Вы их можете идентифицировать, мистер Клейн?»

«Через секунду, капитан», — ответил он, щурясь и ожидая, пока сигнал прояснится.

«Предполагаем худшее, — сказала она. — Полный вперед. Экраны поднять. Где наше сопровождение?»

8

Утром Ким позавтракала с Коулом, поблагодарила его за гостеприимство, отправила сумку в Терминал и села на шаттл до Небесной Гавани.

Рабочие подразделения «Интерстеллар» находились в нижних ангарах Сливовой Палубы, названной так за цвет стен. Ким вышла на служебную палубу и спросила, может ли она говорить с Уолтером Герхардом. Сообщив свое имя, она села ждать. Через несколько минут в дверь заглянул мускулистый человек с кожей цвета черной слоновой кости.

— Доктор Брэндивайн?

— Мистер Герхард?

Он улыбнулся и протянул руку:

— Вы хотели меня видеть?

— На несколько минут.

— Я ничего не покупаю.

— Я ничего и не предлагаю. Могу я повести вас на ланч?

Он поглядел на нее внимательно, пытаясь понять, что ее сюда привело.

— Еще рано, доктор. Но все равно, спасибо. Чем я могу быть вам полезен?

— Насколько у вас хорошая память?

— Не жалуюсь. — Он завел ее в кабинет. — Вы из кадров?

— Нет. Я не связана с компанией.

Он предложил ей стул и сел сам.

— Так что вы хотите, чтобы я вспомнил?

— Я хочу вернуться на двадцать семь лет назад.

— Немало.

— Вы делали ремонт прыжковых двигателей на яхте, принадлежащей Фонду Трипли. На «Охотнике».

Его лицо закаменело.

— Не помню, — сказал он. — Двадцать семь лет — это долгий срок.

— У «Интерстеллар» должны сохраниться записи. Как вы думаете, имеет смысл у них проконсультироваться?

— Не при таком сроке.

— Вы действительно не помните, что делали на «Охотнике»? Совсем?

— Нет. — Он встал. — А почему я должен помнить? И вообще, что все это значит?

— Я делаю работу по Фонду Трипли. «Охотник» — это ключевой момент. Он был личной яхтой Кайла Трипли.

— Из такого давнего я ничего не помню. — Герхард тянулся к двери, ему явно не терпелось уйти. — Еще вопросы?

— Я не из полиции, — сказала она. — Я никого ни в чем не подозреваю.